Наш уважаемый друг и товарищ алконавт Петрович,
помимо распития алкогольных напитков, очень любил читать. Несмотря на то, делал он это в состоянии алкогольного опьянения, все таки чтение, было его любимым увлечением.
Петрович читал все, от Хемингуэя до Ги де Мапасана, и частенько это чтение заканчивалось тем, что выпивший изрядно Петрович ронял из ослабевших рук книгу, и склонив голову набок погружался в мир алкогольных грез.
Петрович читал все, от Хемингуэя до Ги де Мапасана, и частенько это чтение заканчивалось тем, что выпивший изрядно Петрович ронял из ослабевших рук книгу, и склонив голову набок погружался в мир алкогольных грез.
Вот и в этот раз, Петрович уютно
расположился в кресле и открыл книжечку - сегодня он решил почитать Тургенева.
Книга показалась весьма интересной ,
и все же где-то под самым концом рассказа
Петрович задремал, и его воспаленный мозг нарисовал в больном воображении весьма странный сон...
Петрович, увидел себя во сне - он был крепостным мужиком при барыне, которая почему-то звала его Герасимом.
«Герасим! Петрович принеси
мне бокал вина!»
«Герасим! Жрать неси!»
Итак целый день! Петрович, бегал
по усадьбе как угорелый, то с бокалом
вина, то с различными кушаньями, а то и
барыню ублажать надо было, выполняя ее различные прихоти и капризы.
Барыня, как смогла эксплуатировала Петровича - то Петрович должен был стоять с опахалом и прогонять мух, от спящей барыни, то кланяясь целовать ей туфли, в награду за это ему доставалось розгами за плохое усердие.
Однако, все бы это стерпел Петрович, и даже готов бы был прыгать в чем мать родила перед гостями хозяйки, но терпеть барскую собачонку Петрович был не в силах!
Эта маленькая дрянь с красным бантиком, и модной собачей прической, как могла омрачала и не без того мрачную жизнь Петровича, она вечно путалась под ногами, и наровила сделать несчастному Петровичу какую нибудь гадость.
То затащит исподтишка у барыни туфель - Петровичу розги, за то что не углядел, то в лапти ему самому нассыт, а то и постель нагадит, и много разных других гадостей творила мерзкая болонка Петровичу, пока не произошел один из ряда вон выходящий случай.
Барыня, как смогла эксплуатировала Петровича - то Петрович должен был стоять с опахалом и прогонять мух, от спящей барыни, то кланяясь целовать ей туфли, в награду за это ему доставалось розгами за плохое усердие.
Однако, все бы это стерпел Петрович, и даже готов бы был прыгать в чем мать родила перед гостями хозяйки, но терпеть барскую собачонку Петрович был не в силах!
Эта маленькая дрянь с красным бантиком, и модной собачей прической, как могла омрачала и не без того мрачную жизнь Петровича, она вечно путалась под ногами, и наровила сделать несчастному Петровичу какую нибудь гадость.
То затащит исподтишка у барыни туфель - Петровичу розги, за то что не углядел, то в лапти ему самому нассыт, а то и постель нагадит, и много разных других гадостей творила мерзкая болонка Петровичу, пока не произошел один из ряда вон выходящий случай.
Однажды, к барыне приехали
гости, и Петровичу велено было принести
из погреба бутыль хорошего дорого вина, это вино, стояло не одну сотню лет в барском погребе, и должно быть стоило немалых денег.
Петрович принялся выполнять
поручение госпожи, он спустился в подвал, кое как забросил тяжеленную бутыль с вином на плечи, и начал трудный подьём по лестнице в барскую трапезную.
Проклятая собачонка, внезапно появилась как бы из неоткуда, и рванув Петровича за штанины, отскочила в сторону.
Петрович кубарем полетел с лестницы, бутылка разбилась, гости выбежали вместе с барыней на шум, и громко расхохотались.
«Высечь его и заточить на месяц в оковы» - повелела барыня слугам.
Петровича жестоко высекли розгами, облили соленой водой и заковав в кандалы бросили в холодный подвал.
Проклятая собачонка, внезапно появилась как бы из неоткуда, и рванув Петровича за штанины, отскочила в сторону.
Петрович кубарем полетел с лестницы, бутылка разбилась, гости выбежали вместе с барыней на шум, и громко расхохотались.
«Высечь его и заточить на месяц в оковы» - повелела барыня слугам.
Петровича жестоко высекли розгами, облили соленой водой и заковав в кандалы бросили в холодный подвал.
Все тело болело от побоев, розг, и синяков и ушибов полученных при падении, но хуже всех этих телесных страданий, Петровичу было больно из-за обиды, он поклялся, что когда выйдет из холодного подвала, расправится с проклятой хозяйской болонкой...
Была тихая ночь, одинокий человек на лодке не спеша греб веслами, наконец, он остановился на середине озера, этот одинокий гребец, был некто иной как наш Петрович, а рядом с ним лежала связаная хозяйская собачонка.
Петрович открыл мешок, взял в руки собачку: «Ваше последнее слово госпожа Му-Му» - с издевкой сказал Петрович, и засунув скулящую собачку в мешок, привязал к нему тяжелый камень.
Была теплая летняя ночь, тихо
шумели ночные насекомые, где-то в глубине
леса гугукал сыч,
«Ну все, нам пора» - сказал Петрович и схватив мешок с собакой, с силою метнул его подальше от себя.
– «Сдохни сучка!» Проорал
Петрович в след летящей собачке.
Вскоре, все было кончено —
исчезли круги на воде, и озеро зажило
своей тихой мирной жизнью, как будь то и не было этого жестокого преступления, и стайки рыб с любопытством столпились вокруг мешка с пузырьками воздуха, упавшему на зеленый ил, откуда то сверху...
Петрович вздрогнул и проснулся: «Это что за хрень опять мне
приснилась?»
Петрович, весь в холодном поту соскочил с кресла, и бросив книжку на стол заваленный бычками и рыбными костями, подошел к окну. Недалеко от газетного киоска, Петрович увидел маленькую лохматую, белую собачонку.
Петрович, весь в холодном поту соскочил с кресла, и бросив книжку на стол заваленный бычками и рыбными костями, подошел к окну. Недалеко от газетного киоска, Петрович увидел маленькую лохматую, белую собачонку.
Петрович вышел на улицу, взял собачку на руки, и гладя ее по лохматой шерсти прижал к груди.
Вдруг, кто-то заорал: «Опять
Му-Му …. , алкаш проклятый!»
Петрович поспешно бросил собаку, и
с тревогой оглянулся по сторонам.
К его радости,
собачонка не имела ни какого отношения
к Му-Му — орала соседка со второго
этажа, на своего мужа, который снова
нажрался.
Петрович зашел домой, хлопнул
стопку, и закусил колбаской.
И все-же, проклятый сон, все так
и стоял перед глазами! Злая рожа Герасима
Петровича, барыня, и наглая морда
хозяйской собачки, и затихающие круги на воде...